918a3b05     

Станюкович Константин Михайлович - Собака



Константин Михайлович Станюкович
Собака
(Из далекого прошлого)
I
В исходе девятого часа прелестного летнего утра, когда на военном
корвете "Могучий" приканчивалась обычная "чистота" и затихло деловое
артистическое сквернословие старшего офицера Ивана Ивановича и боцмана
Рябова, просвистали:
- На капитанский вельбот!
Через пять минут из каюты вышел высокий, худощавый, рыжеватый капитан,
лет сорока, в статском мешковатом платье, с цилиндром на голове и в желтых
перчатках. Видимо сердитый, нервно подергивавший рыжую бакенбарду, торопливо
прошел он мимо фронта офицеров, обязанных провожать и встречать командира,
мимо караула и фалгребных, спустился в свою щегольскую шлюпку и уехал на
берег - в Сан-Франциско.
В ту же минуту на бак прибежал Никишка.
Так все звали капитанского вестового, шустрого, чернявого матроса, лет
за тридцать, с плутоватыми глазами продувной шельмы.
Он вошел в кружок матросов, собравшихся выкурить трубчонку махорки у
ведра с водой, не без некоторой важности закурил у фитиля капитанскую
"чирутку" и, пыхнув, после двух-трех отчаянных затяжек, дымком сигары,
видимо торопившийся "огорошить" интересною новостью, значительно и серьезно
проговорил:
- Ну и вовсе взбесился Собака!
Никишка остановился и бросил взгляд бегающих черных глаз на
присутствующих - какова, мол, сила впечатления?
Но "серьезные" матросы, постарше, не обнаружили особенного любопытства.
Дескать, Собака и есть собака.
Однако все-таки насторожились. Недаром же Никишка околачивается около
капитана и хоть "беспардонная душа", а не всегда врет.
И Никишка загадочно прибавил:
- А по какой такой причине Собака взъерепенился и заспешил на берег,
ровно с шилом в спине?..
Никто из матросов не догадывался. Снова старики не считали приличным
обнаружить нетерпеливое желание узнать о причине.
Но один матросик-первогодок с любопытством испуга спросил:
- А что, Никишка?
- Вернулся, братцы вы мои, Собака ночью с берега, и не треснумши, а в
трезвом понятии! - говорил Никишка, обращаясь не к простоватому матросику, а
к "серьезным" матросам. - И как влетел этто в каюту: ррраз-два... три!..
Прямо звезданул в морду!.. Небось ловко! Погляди-ка! - не без оживления и
точно хвастаясь, рассказывал Никишка, показывая на подтек под глазом. - И
затем, братцы, пошел: "Собачий ты сын, сукина ты дочь!.." А сегодня
проснулся и давай чесать... И как встал, сей секунд: "Позвать, Никишка
рассякой, старшего офицера!.."
Никто не спросил, за что "звезданули" Никишку. Все знали, что Собака
дрался и зря, да, по-видимому, и не особенно жалели Никишку.
Обиженный таким равнодушием, Никишка внезапно нарочно оборвал рассказ о
причине съезда капитана на берег, возбудивший любопытство, и, рассчитывая на
сочувствие, воскликнул не без пафоса:
- Просто сил нет моего терпения. Вот возьму да и сбегу, как в прошлом
году сбежал Трофимов...
Слушатели деликатно молчали. На некоторых лицах промелькнули
сдержанные, недоверчивые улыбки.
Только Лещиков не промолчал.
Пожилой, коренастый и далеко не казистый фор-марсовой, невоздержанный
на язык, особенно после возвращения с берега, когда пьянее пьяного вслух
мечтал о таком "закон-положении", по которому всех капитанов и офицеров
"собак" будут гонять "скрозь строй - войди, мол, в понятие", - этот
"занозистый" матрос, как называла его команда корвета, не без презрительной
усмешки, спокойно кинул:
- Скажи, какой обидчистый!.. Так и сбежит?
- Начху на Собаку и сбегу! - хвастливо повторил Никишка, разумеется, и
не д



Содержание раздела