Станюкович Константин Михайлович - Оборот
Константин Михайлович Станюкович
Оборот
Рассказ матроса
(Из далекого прошлого)
Посвящается Д.А.Клеменцу
I
Был первый час жаркой ночи. Стоял мертвый штиль.
Имея курс на остров Яву, клипер "Нырок" шел полным ходом, по
одиннадцати верст в час, с тихим гулом разрезая своим острым носом притихшую
океанскую гладь и оставляя за круглой кормой след в виде широкой серебристой
ленты, сверкавшей под светом полной луны.
Вокруг и на палубе царила тишина. Только мерно и однообразно
постукивала машина да каждые полчаса раздавались на баке удары колокола,
отбивавшие склянки. Разбившись маленькими белыми кучками по всей палубе,
вахтенные матросы дремали, притулившись у бортов, у мачт и орудий. Некоторые
вполголоса лясничали, коротая предстоящую вахту, - молодые матросы -
сказками и свежими воспоминаниями о своих местах, а старые - рассказами о
прежней службе и о капитанах и офицерах, основательно спускавших шкуры.
Темы эти были неистощимы.
Весь в белом, с расстегнутым воротом ночной сорочки, молодой лейтенант,
вступивший с полуночи на вахту, шагал взад и вперед по мостику, стараясь
разгулять сон. Он остерегался прислониться к поручням, хорошо зная, что его
немедленно охватит дрема, и, чего доброго, выйдет наверх капитан и увидит
заснувшего вахтенного начальника - позор!
И при мысли о таком позоре лейтенант шагал решительнее, посматривая
сонными глазами на горизонт: не видать ли серого шквалистого облачка, или
огоньков встречных судов, и по временам останавливаясь у компаса, чтобы
взглянуть: по румбу ли правят рулевые.
Совершенно равнодушный к красоте этой волшебной южной ночи с томной
луной и мириадами ярко мигавших звезд, лейтенант в эти минуты думал, что
высшее на свете счастье: лечь в койку и заснуть.
Приблизительно о том же думал и старый боцман Данилов, бесшумно ступая
своими большими, слегка искривленными босыми ногами по палубе от бугшприта
до грот-мачты и обратно.
Уставший после дня обычной служебной суеты и осипший после неустанного
сквернословия, он притих и, чуть слышно окликая по временам часовых,
смотревших вперед, прибавлял какое-нибудь короткое ругательное приветствие
ленивым, сонным голосом, без малейшего одушевления, словно бы лишь по
чувству долга и не желая обижать часовых.
Изредка он в качестве исправного вахтенного боцмана перегибался через
борты, у крамбол, удостовериться - в исправности ли отличительные красный и
зеленый огни, частенько подходил к кадке с водой, чтоб выкурить трубчонку
острой махорки, и стоял минуту-другую у кучки матросов, приютившейся у
станка бомбического носового орудия. Стоял и слушал, что рассказывал Егор
Дудкин, пожилой, коренастый матрос с волосатым лицом, основательный пьяница
на берегу и любимый рассказчик на ночных вахтах.
- И откуда только у тебя, у трезвого дьявола, слова берутся!.. - не без
зависти говорил боцман, у которого вместо слов "брались" только одни
ругательства.
И не без сожаления, что обязанности вахтенного боцмана не позволяют ему
слушать Дудкина, отходил и снова шагал по палубе, разгоняя сон приятными
думами о том, что дня через два он покажет в Батавии, как напиваются
порядочные боцмана.
II
- ...То-то я и обсказываю, братцы!.. Семнадцать лет околачиваюсь на
флоте, всякого, можно сказать, боя видал, а таких оборотов, чтобы озверелый
человек да вдруг по своей воле стал добер к нашему брату, не видал и от
людей не слыхал... Никак это невозможно... Другие обороты видал! -
значительно и не без иронии прибавил Дудкин, слегка повышая св