Станюкович Константин Михайлович - На Уроке
Константин Михайлович Станюкович
На уроке
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
I
Глухая осень. Дождь зарядил с ночи и мелкой дробью барабанит по крышам
и окнам. Пасмурное, мокрое, петербургское утро, такое, когда, ворча и
хмурясь, с неохотой расстаешься с теплою постелью, гонимый нуждою на мокрую
улицу.
Сумрачно показалось утро на улице, но еще сумрачней заглянуло оно в
узкий переулок на Петербургской стороне и пробралось через мокрый серый
забор в небольшую комнату надворного строения. Серым полусветом осветило оно
бедную обстановку в комнате: стол, прислонившийся к стене, о трех ножках,
этажерку с книгами и маленький клеенчатый диванчик... На нем, свернувшись
клубком, лежал молодой человек, покрытый шинелью.
Из себя молодой человек худощав, чуть-чуть бледен. Глаза неглупые,
серые с блеском; волосы темные, кудреватые, откинулись назад, оставляя
открытым большой широкий лоб. Общее впечатление: энергичное, хорошее лицо с
добродушной, несколько лукавой улыбкой, показывающей в характере долю юмора.
Ворошилов только что проснулся. Он протер глаза, приподнялся и взглянул
в окно. Увидав дождь, Ворошилов слегка поморщился и, взяв с полу сапоги,
внимательно их осмотрел. Подметки на сапогах были истерты, и огромные дыры
на каждом сапоге зияли темными пропастями.
- Эка, как скоро носятся! - проговорил Ворошилов и стал одеваться.
Скоро Ворошилов был готов. Исправив свое старенькое, много поношенное
платье, молодой человек подошел к этажерке и не без аппетита принялся за
ломоть ситника.
"Чай, Агафья опять самовар предложит!" - подумал он.
И только что пробежала эта мысль, как в комнату вошла кухарка Агафья и
сказала:
- Давать, что ли, самовар?
- Нет, Агафья, не давать. Что-то не хочется сегодня чаю.
Однако Агафья заподозрила искренность отказа. Она находила несколько
странным не желать по утрам (особенно по таким сырым, холодным утрам!)
горячего чаю или кофе, а жилец (вспомнила Агафья) вот уже дней с десять как
на вопросы агафьины: "давать ли самовар?" - отвечал: "не хочется".
Агафья нерешительно мялась на пороге. Ее рябое, покрытое оспенными
ямками, рыжеватое, доброе лицо выражало некоторую внутреннюю борьбу.
Заскорузлые ее пальцы вовсе без пути шмыгали по стене, а глаза - тусклые,
старые такие глаза! - не в меру часто моргали.
- Вы бы, Николай Николаич, - наконец сказала кухарка, - выпили бы
чайку, право. У меня чай и сахар есть, коли не побрезгуете. Лишние! -
добавила старуха.
- Спасибо, Агафья. Не хочется.
- Ведь этак и заболеть недолго. Встамши, надо горячее. Без горячего -
нельзя.
- Можно! - улыбнулся Ворошилов. - Вот на урок пойду - там выпью.
- Ну, как знаешь! - с сердцем воркнула Агафья и вышла вон.
На кухне Агафья стала чистить сапоги другим жильцам и вспомнила про то,
что у Ворошилова сапоги худы.
"Эка сиротливый!.." - подумала кухарка.
Молодой человек внушал Агафье большое участие, и она словно бы мать
заботилась о Ворошилове. То без просьбы с его стороны латочку к его жилетке
прикинет, то украдкой рубашку ему выстирает, то - случалось - побольше
дровец в его комнату принесет, несмотря на хозяйкину воркотню. Агафья сама
была одинокая старуха - родные были далеко, в Пермской губернии - и искренно
жалела одинокого Ворошилова.
- И не дает бог ему счастья!.. Все доброта! - не без злобы к этому
качеству, проговорила Агафья и остановилась чистить сапоги.
С минуту она раздумывала. Потом подошла к своей кровати, оглядываясь,
достала из-под нее маленький кр
