Станюкович Константин Михайлович - Мрачный Штурман
Константин Михайлович Станюкович
Мрачный штурман
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
I
После трехлетнего дальнего плавания с грозными подчас штормами и
непогодами, после тепла и приволья южных широт с их роскошными пейзажами,
вечно греющим ярким солнцем, беспредельной высью бирюзового неба и
волшебными тропическими ночами - корвет "Грозный" в 186* году возвращался на
далекую родину.
На корвете было сто семьдесят пять человек команды, шестнадцать
офицеров, доктор и иеромонах.
Все радовались возвращению. Долгое плавание, несмотря на все прелести
природы, порядочно-таки надоело. Всем - и офицерам и матросам - хотелось
поскорей на сушу, отдохнуть после продолжительной, полной тревог и
случайностей, жизни на море.
Надо было поспеть в Финский залив до заморозков, и потому все
торопились.
Чуть затихал попутный ветер, и вся поставленная парусина еле двигала
корвет, или ветер начинал задувать "в лоб", принуждая к томительной
лавировке, - как отдавалось приказание разводить пары, и старший механик,
Иван Саввич Холодильников, давно уж скучавший по Кронштадту, где осталась
молодая жена, - торопливей и веселей, чем обыкновенно, облекался в свою
просаленную и прокопченную "машинную" куртку и с радостным лицом бежал к
себе в "преисподнюю", переваливаясь всем своим худым, костлявым туловищем,
похожим на плохо собранную машину, и размахивая, словно крыльями, длинными,
никогда не находившими места руками.
И скоро "Грозный", попыхивая дымком из своей короткой горластой трубы,
шел вперед полным ходом, подрагивая кормой под однообразный и равномерный
стук машины.
Редкие заходы в попутные порты за углем и за свежей провизией
отличались теперь короткими стоянками, не позволявшими любознательным
мичманам основательно знакомиться с местными ресторанами и красотою туземок.
Капитан, изнывавший в ожидании увидеть жену и детей, торопился сам и
поторапливал всех. Значительно смягчившийся характером, по мнению молодых
мичманов, с тех пор как получено было предписание "следовать в Кронштадт", и
"разносивший" подчиненных далеко не с прежней страстной стремительностью, он
при каждом заходе в порт без обычной раздражительности просил "медлительного
барона", ревизора корвета, "не копаться" и как можно скорей оканчивать
расчеты с берегом.
Но просьбы капитана на этот раз были излишни.
Барон Оскар Оскарович, которого матросы перекрестили в "Кар Карыча" и
звали потихоньку "долговязой цаплей", и без капитанских просьб сбросил
теперь свою упрямую, методичную и самодовольную остзейскую флегму и с
удивительной в нем быстротой летал к консулам, торопил поставщиков, принимал
провизию без придирчивой мешкотни и заставлял грузить уголь по ночам, ибо, в
свою очередь, торопился в Митаву, к невесте; портреты ее в различных позах и
костюмах влюбленный барон получал чуть ли не каждой почтой и теперь
предвкушал счастие скоро припасть к ногам оригинала.
Таким образом, корвет нигде не застаивался и не терял времени, что,
разумеется, очень радовало всех женатых людей и влюбленных женихов и
несколько огорчало некоторых молодых офицеров, не сидевших, как большая
часть молодежи, "на экваторе" и мечтавших было "просадить" сотни две-три
франков в Париже. Но увы! - в Шербурге{44}, где сперва предполагали
краситься, корвет простоял лишь сутки, и Париж "улыбнулся".
- По крайности, денежки ваши целы, - утешал раздобревший за время
плавания отец Агафон.
- Вам, батя, хорошо рассуждать... Вы - монах.
- В каких это см