Станюкович Константин Михайлович - Елка Для Взрослых
Константин Михайлович Станюкович
Елка для взрослых
I
Лев Сергеевич Озорнин только что закончил утренний туалет основательной
отделкой ногтей, удовлетворенно взглянул на свои красивые смугловатые
большие руки с длинными пальцами и стал пробегать газету, отхлебывая
маленькими глотками чай из стакана и попыхивая папироской.
Когда часы на письменном столе пробили десять, он поднялся с кресла и
легкой походкой вышел из своего небольшого, недурно обставленного кабинета,
весело напевая какой-то мотив и, по-видимому, находясь в том хорошем
расположении духа, в каком бывают люди, которым жизнь улыбается.
Это был высокий, статный, красивый брюнет лет тридцати с коротко
остриженными волосами и небольшой остроконечной бородкой, свежий, цветущий и
элегантный в своем щегольски сшитом темно-синем вестоне* с ослепительно
белыми стоячими воротничками, загнутыми у горла, и в мягких ботинках без
каблуков.
______________
* пиджаке (фр. veston).
В гостиной, убранной не без претензий на роскошь, к Озорнину подбежал
хорошенький мальчик лет пяти с распущенными по плечам волнистыми волосами и
весело воскликнул:
- А елку уж принесли, папа!
- Принесли? - улыбнулся Озорнин и, приподнимая ребенка, поцеловал в его
обе пухлые щеки.
- Она в кухне. Няня видела... Мама говорила, что завтра ее зажгут...
- Завтра, Володя. И она будет очень красивая, когда ее уберут, -
отвечал Озорнин.
И, опустив мальчика на пол, он обратился к молодой пригожей няне в
большом белом, с закинутыми назад лентами, чепце, какие носят парижские
бонны, и внушительным, слегка строгим тоном, каким Озорнин говорил
обыкновенно с прислугой, спросил, скользнув взглядом по хорошо развитому,
крепкому бюсту свежей и румяной няни:
- Барыня встала?
- Встали-с. Сейчас выйдут! - отвечала няня и вся вдруг вспыхнула и
потупила свои бойкие и лукавые карие глаза.
Озорнин приблизился к опущенной портьере и, раздвинув ее, постучал в
двери.
- Можно! - раздался из-за дверей необыкновенно мягкий, нежный и слегка
певучий голос, низкий и грудной.
Лев Сергеевич вошел в уютную, устланную ковром комнату, убранную с
тонким вкусом и изящным кокетством женщины, любящей комфорт и хорошо
понимающей значение и обаяние уютного женского гнездышка.
Расписанные по белому фону атласа цветами низенькие изящные ширмочки,
скрывавшие пышную двуспальную кровать, комод, умывальник и маленький киот с
образами, отделяли роскошный кабинет-будуар с мягкой мебелью, обитой шелком
нежно-голубого цвета, с массой дорогих безделок на этажерке, письменном
столике, на нарядном туалете, с фонариком и несколькими пейзажами на стенах.
В комнате было свежо и пахло какими-то вкусными духами.
- Это ты, Лева?
С этими словами маленькая женщина с роскошными белокурыми, отливавшими
золотом волосами, надевавшая у туалета блестящие кольца на тонкие пальцы
своих маленьких белых рук, повернула головку и улыбнулась, открывая ряд
мелких жемчужных зубов, нежной и в то же время властной улыбкой женщины,
сознающей свою обаятельность. Улыбались и эти большие голубые глаза под
густыми, искусно подведенными бровями, глаза с тем светлым, кротким и будто
загадочным взглядом, который называется "ангельским" и служит источником
многих заблуждений, - улыбалось и это свежее лицо с ослепительной белизной
кожи рыжеватой блондинки, отливавшее нежным, розоватым румянцем и дышавшее
здоровьем.
- Здравствуй, Лина...
- Здравствуй, Лева...
Она поднялась с табуретки - молодая, стройная, грациозная, хорошо
сложенная, с тонкой та