Станюкович Константин Михайлович - Блестящий Капитан
Константин Михайлович Станюкович
Блестящий капитан
I
Был девятый час сентябрьского утра.
Тулонский рейд точно млел в мертвом штиле. Солнце еще не томило жгучими
лучами.
Капитан "Витязя", стоявшего рядом с флагманским кораблем французской
эскадры, только что принял обычные утренние рапорты и, оставшись на мостике,
радостно, почти что влюбленно любовался своим красавцем корветом, с изящными
линиями обводов, стройным, с высоким рангоутом, белоснежною трубой и
сверкавшею белизной палубой.
Капитан-лейтенант Ракитин, молодой моряк, впервые назначенный
командиром, еще переживал медовые месяцы власти и командования одним из
лучших судов балтийского флота и щеголял безукоризненным порядком,
умопомрачительной чистотой "Витязя" и "идеальной" быстротой работ на нем.
И "Витязь" приводил в восторг даже иностранных моряков.
То было время обновления и во флоте. Только что были отменены телесные
наказания. Капитан умел и без жестокости властвовать командой, и его
"молодцы", как он называл матросов, рвались на работах изо всех сил, рискуя
из-за "идеальной" быстроты на учениях увечьями и даже жизнью ради
самолюбивого щегольства и желания отличиться блестящего капитана. И он был
доволен "молодцами". Они не осрамят "Витязя".
Щеголевато одетый, весь в белом, стройный и хорошо сложенный блондин
лет под тридцать, красивый, с самоуверенным лицом, с шелковистыми
светло-русыми усами и бакенбардами, Ракитин взял бинокль и смотрел на
флагманский французский корабль. И торжествующая победоносная улыбка играла
на его лице.
Он отвел бинокль и, щуря голубые глаза, кинул, обращаясь к вахтенному
офицеру, мичману Лазунскому:
- У французов, верно, сегодня парусное ученье.
- И у нас будет, Владимир Николаич? - почтительно и весело спросил
мичман.
- Конечно.
- Опять французы "опрохвостятся", Владимир Николаич! - возбужденно
проговорил мичман.
И его юное безбородое и жизнерадостное лицо светилось счастливой
улыбкой победителя.
Но Ракитину, щепетильно оберегающему свое капитанское достоинство,
вдруг показалось, что мичман фамильярен, вступая с капитаном в разговоры. И
Ракитин оборвал мичмана, проговорив резким тоном:
- Сигнальщик пусть не спускает глаз с крюйс-брам-стеньги адмирала!
- Есть, смотрит! - мгновенно делаясь серьезным, отвечал мичман.
- И вы посматривайте. Не прозевайте сигнала.
- Есть! Не прозеваем! - еще серьезнее, тоном служебной аффектации,
ответил несколько обиженный мичман.
И несмотря на то, что сигнальщик не спускал подзорной трубы с
адмиральского корабля, мичман крикнул ему:
- Хорошенько смотри на адмирала!
"Зря кричишь!" - подумал сигнальщик и крикнул:
- Есть! Смотрю!
Капитан не сходил с мостика и то и дело взглядывал на флагманский
корабль, по юту которого расхаживал невысокий худощавый адмирал, горбоносый,
с седой эспаньолкой, в темно-синем длинном форменном сюртуке, с отложными
воротничками белоснежной сорочки, необыкновенно любезный и вежливый старик
орлеанист, хоть и служил при Наполеоне Третьем.
Ракитин нетерпеливо теребил бело-русую жидкую бакенбарду в ожидании
торжества "Витязя". Еще бы! Не раз уже "Витязь" возбуждал профессиональную
зависть и национальную досаду иностранных моряков и тешил самолюбие русского
блестящего капитана.
Когда "Витязю" приходилось стоять в каком-нибудь рейде с французской
или английской эскадрой, Ракитин, соблюдая любезность международного
этикета, по сигналу иностранного адмирала делал на "Витязе" те же учения,
какие делались и на чужих эскадрах. И большей часть